За более чем три года войны с Украиной из российской армии дезертировали более 50 тысяч человек – об этом с ссылками на утечки рассказали в своём исследовании журналисты издания "Важные Истории". Среди них оказываются и срочники, которых в боевых действиях по закону использовать запрещено. Чтобы обойти это правило, их всё чаще принуждают подписывать контракты, после чего отправляют на фронт. Особенно эти случаи участились во время призыва весной 2025 года, самого массового в российской истории.
До 2013 года солдатам срочной службы в России могли предложить подписать контракт только через 6 месяцев после начала службы. Затем Путин сократил этот срок до 4 месяцев, а апреле 2023 года Госдума приняла закон, по которому срочники имеют право подписывать контракт с первого дня службы. Руководители частей этим активно пользуются: давят на срочников и угрожают им, если те не хотят подписывать документы.
Корреспондент проекта Север.Реалии пообщался с двумя бывшими российскими призывниками, которые дезертировали с войны с Украиной и уехали из из России. Их личности и истории прошли верификацию в кризисной правозащитной группой InTransit.
История Виталия: "Родители меня выдали, сказали полиции мой телефон и адрес"
Виталий Васильев родом из небольшого села в Чувашии. В 2021 году он закончил учиться в техникуме на повара-кондитера в Чебоксарах и попал под призыв.
"Я говорил родителям, что не хочу в армию, но они позвали участкового полицейского, чтобы тот со мной побеседовал. Убеждал меня. У нас была традиция такая – всей семьёй в армию отправлять", – вспоминает Виталий.
Осенью 2021 года Виталий вместе с другими срочниками попал на сборный пункт. И их сразу же начали уговаривать подписать контракт с российской армией.
"Мы сидели, разговаривали, кто-то предложил контракт, и мы просто тогда сказали, что были бы не против. И всё, ничего не подписывали, – вспоминает он. – После этого на две недели нас отправили на курс молодого бойца (КМБ), но я там так ни разу и не стрелял. Ещё через две недели нас забрали и отвезли в часть N02511 в Каменку, и там уже выяснилось, что из нас хотят сделать контрактников. Это было в январе 2021 года".
"Я говорил командиру, что не хочу: плакал, писал рапорты, что не хочу на контракт, ничего не подписывал", – подчеркивает Васильев.
После этого, по его словам, у него и у его сослуживцев забрали военные билеты и повезли в Курскую область, сказав, что "на учения". Это было зимой 2022 года. По приезду военные билеты срочникам вернули – и в них уже стояли отметки о заключенных контрактах.
"Мы ставили палатки в Курске, было очень много людей, говорили, что сейчас начнётся война. Лично мне это сообщил лейтенант, помощник нашего командира – со словами: "Я тебе ничего не говорил", – вспоминает Виталий. – Я в это верил с трудом, не мог подумать, что сейчас начнётся полномасштабная война с Украиной".
Затем часть Виталия перевели в Белгородскую область. В три часа утра 24 февраля 2022 года их построили, сказали короткую речь о "защите родины", выдали промедол (быстродействующее обезболивающее), гранаты, пистолеты, обмундирование, посадили в танки и на грузовики – и повезли на войну.
"Некоторые были счастливы, будто им хотелось воевать, они смеялись и улыбались. У меня складывалось впечатление, что они не понимали, что происходит, – вспоминает Виталий. – В моей роте были такие же пацаны со срочки по 18-20 лет. Позже я узнал, что один из них, который тогда, в первые дни, поехал, а потом не выдержал и застрелился в окопе. Я сказал, что никуда не поеду и пошёл дальше спать".
Таких, как Васильев, кто отказался ехать в Украину, отправили в Курск – грузить снаряды и носить ящики. Затем – в Белгород. И уже там военная полиция посадила их на "Уралы" и все равно отвезла на войну. Виталий вспоминает, что тех, кто отказывался, задерживали и куда-то уводили.
"В марте нас повезли через Харьковскую область в Краматорск. Штаб был в школе, а нас прикомандировали к военному, который уже заселился в частный дом. Это был чей-то коттедж, там были фотографии людей, которые там жили до нас, – вспоминает он. – Они бежали, всё побросали – посуду, мебель, даже документы".
"Атмосфера царила ужасная: все всё грабили. Наши командиры постоянно куда-то ездили на БТР и возвращались с алкоголем. Закрывались на втором этаже и пили, пока мы внизу стояли в дозоре, – рассказывает Виталий. – Прилетали ракеты, всё вокруг было в воронках. Помню, что ракета залетела в дом, в котором жила бабушка, мы похоронили её в конце огорода".
"Солдаты находили гражданскую технику и ею пользовались. Например, были военные, которые ездили на VolksWagen Golf. Зачем-то ловили гражданских, в основном, мужчин – у магазина была полуподвальная часть, и обычных людей держали там", – рассказывает он.
Мародёрство среди российских военных на оккупированных территориях было повсеместным, подчеркивает Виталий: российские военные забирали из подвалов частных домов даже еду.
Тогда, по его словам, он решил выстрелить в себя, чтобы его "списали" из армии.
"Я был там неделю. Нас поставили в дозор, и я молил Бога, чтобы оттуда выбраться. Это не моя война, я никогда не хотел убивать украинцев, не хотел воевать ни в каком виде, – рассказывает Васильев. – План я придумал за один день, постарался всё сделать максимально тихо, чтобы не вызвать подозрений. Засунул 31 патрон в автомат – 30 в магазин и один в ствол, чтобы выглядело так, будто я сделал это случайно. Я никогда не стрелял, и первый и последний выстреленный мной патрон был выпущен в мою же в ногу, в ступню. Все услышали, выбежали, сделали мне укол, я уснул. Утром меня повели к командиру штаба, который мне сказал, что меня в России посадят за самострел".
Виталия отвезли в полевой госпиталь вблизи Изюма, достали у него из ноги пулю. У него забрали телефон и на грузовом самолёте доставили в Белгород.
"Почти все там были в очень тяжёлом состоянии. Некоторые, кто мог сидеть, были, как я. Понятно, что были и другие самострелы – ещё в Украине, пока мы ждали вертолёт, я познакомился с парнем, у которого была прострелена кисть руки – якобы тоже случайно", – рассказывает срочник.
Виталию сделали прививки, вновь погрузили на борт и отправили в Подмосковье. Там, в госпитале, ему попался сочувствующий врач. Несмотря на самострел, он помог Васильеву получить справки, необходимые для денежных выплат.
"Меня вызвали на допрос к ФСБшнику, было страшно. Всю ночь думал, что мне ему говорить – и придумал историю, что нас якобы вызвали на задание, и что кто-то случайно прострелил мне ногу, когда я спрыгивал с БТРа, – рассказывает Виталий. – Но на самострел ему (ФСБ-шнику) было всё равно – он спрашивал, где я был, кого видел, убивал ли людей, общался ли с местными. К счастью, меня отпустили".
Васильеву выписали освобождение от службы, но получать его нужно было в части. Предварительно раненых в госпитале спрашивали, не хотят ли они вернуться на фронт. По словам Виталия, многие отвечали "да".
В часть Васильев прибыл на костылях и в гипсе – и потребовал у командира освобождение, после чего его отпустили домой.
"Я сидел дома три месяца, началась мобилизация, а я не успел уволиться. Я ездил в часть, думал, получится уволиться по ранению, но мне сказали, что нужно будет заново ломать ногу, и что меня однажды вызовут на операцию. Этого так и не случилось, – рассказывает военный. – Кости фаланги у меня срослись так, что посреди них – нерв, и каждый раз, когда я ступаю, меня будто бьёт током".
"Мне врач выписал бессрочную справку на освобождение, которую я принёс в часть, уехал домой и не возвращался. Уволиться по ранению я не смог – мне сказали, что я ещё нездоров. Они не могут меня уволить, поскольку я не проходил лечение, а лечение мне не назначали", – объясняет он.
После ранения Виталий два года жил дома. Он практически не выходил на улицу и даже еду заказывал онлайн – очень боялся полицейских. В ноябре 2024 года его начали искать.
"В начале месяца военная полиция позвонила моим родителям, спрашивали, где я, почему не в части. Родители меня выдали, сказали мой телефон и адрес, – рассказывает он. – Потом позвонили уже мне, сказали, что я не имею права находиться дома и потребовали, чтобы я явился в часть. Я сказал, что выеду завтра вечером".
"Задолго до этого я уже связывался с "Идите Лесом" (проект, который помогает российским уклонистам и дезертирам), поэтому знал, что делать, И в тот же вечер уехал на такси в Беларусь. На следующий день я улетел в Ереван, – рассказывает Виталий. – Боялся, что поймают на границе, поэтому удалил всё из телефона, а военный билет оставил дома. В аэропорту в Минске девушка спросила, не контрактник ли я, посмотрела на меня странно, куда-то звонила. Но там ей по телефону мужчина в итоге громко сказал "пропускай его". Этот момент тоже был страшным".
Виталий говорит, что до сих пор находится в Армении. На фронте сейчас его младший брат: его призвали на срочную службу в 2024 году.
История Никиты: "Срочника могли в сушилке запереть, чтобы подписал контракт. И там два амбала его избивали"
Никите Звездову 19 лет. Когда началась война, он еще учился в школе. Потом он обучался в техникуме, но его оттуда исключили, и в этот момент ему пришла повестка в армию. Так летом 2024 года Никита оказался на срочной службе. На тот момент в приграничье Курской и Белгородской областей шли ожесточенные бои.
"Появились отряды срочников, ехавших в Курск и Белгород – их отправляли воевать на границу, составляли списки, и каждые полгода за ними приезжали КАМАЗы. Оставшиеся в части рассказывали про тех, кого увезли – в том числе и тех, кто уже умер. Как я понял, некоторые надеялись, что им будут платить, но в итоге они получали те же две тысячи рублей, что и остальные срочники", – рассказывает Никита.
Никита, как и Виталий, рассказывает, что срочников обманом или силой заставляли подписывать контракты с Минобороны РФ, что позволяло отправлять подписавших в зоны боевых действий. Но и те, кто не подписали, тоже могли оказаться в списке на отправку. Командование заманивало срочников на контракт обещаниями, что они якобы смогут получить выплаты. Но и более жесткие способы "уговора", по его словам, тоже были.
"Срочника могли в сушилке для обуви, где температура, в зависимости от настроек – от 40 до 100 градусов, запереть, чтобы подписал контракт. И там два амбала его избивали – как сами сочтут нужным, так и лупили, – рассказывает Никита. – Под похожую пытку я попадал позже, на полигоне в Сергеевке. Меня заставляли в противогазе и в хазмате (костюм на случай радиационного и химического заражения – ред.) приседать и отжиматься по 200 раз, бежать 50 кругов вокруг стадиона в полном снаряжении. Я иногда думал, что у меня сердце просто не выдержит. И это всё – по совместительству с моральным давлением, нарядами и периодическими избиениями".
"Были "вечные дневальные" – если ты не так ответил офицеру, то должен был весь день стоять на паллете и не двигаться, пока остальные были на учениях", – вспоминает солдат.
Никита рассказывает, что за срочниками в часть приезжали так называемые "покупатели" – представители боевых частей. Они тоже уговаривали призывников подписать контракт со своей частью.
В конце концов Никита сломался и в сентябре подписал контракт– а к октябрю уже был на учебном полигоне в Бикине (Хабаровский край - ред.).
"Там были молодые контрактники, срочники и "трёхсотые" (раненые. – ред.), оттуда уже отправляли на фронт, – рассказывает он. – Когда нас отправят мы не знали – комбат говорил, что мы то разведчики, то штурмовики, то мы едем в Мариуполь, то в Мелитополь, то в ноябре, то в декабре. В конце октября он назвал последнюю дату – через две недели. Как раз тогда я решил дезертировать".
Никита рассказывает, что командование части постоянно нарушало как устав, так и "человеческие нормы", и именно это подтолкнуло его к решению бежать.
"На полигоне один офицер постоянно стрелял из травмата по срочникам, постоянно мучил их морально и физически. Если людей так изводить, это может плачевно закончиться – у нас люди и клиническую смерть переживали, у одного инфаркт случился, – рассказывает он. – Но их всё равно не отпускали, только одного спустя долгое время".
"Если с контрактниками – всё понятно, что инвалидов берут, то со срочниками – то же самое, берут астматиков, людей с язвой желудка, даже с вывихом позвонка, парень однажды просто не смог разогнуться, – вспоминает Никита. – Их бесконечно держали в госпитале: полежали две недели и продолжали служить. Были люди с психическими расстройствами, которые "вскрывались", ходили потом в бинтах, я лично знаю один случай суицида. Была пара человек, которые намертво подорвались на мине, правда, случайно".
Видя все это, Никита, по его словам, понял, что ему нужно бежать. Раньше у него ещё сохранялись надежды "откосить" от службы, но теперь стало ясно, что другого выхода нет.
"Я уж думал себя и калечить, и на мине подорваться. Мысли были такие, что ногу не страшно потерять, только бы не быть там. Просто я вдруг понял, что в любом случае не смогу домой вернуться – если хочу живым остаться", – подчеркивает он.
Никите дали увольнение на несколько дней – чтобы отдохнуть перед боевыми действиями. Он уехал в Хабаровск, а через день был дома в Красноярске. Там он собрал вещи и попрощался с близкими. Когда ему пришла первая "армейская" зарплата, он на нее купил билеты в Армению.
И Никита, и Виталий говорят, что и сейчас боятся, что их могут поймать и вернуть в Россию. И их опасения небеспочвенны – дезертирам за рубежом действительно грозит экстрадиция или похищение российскими военными. В конце 2022 года Казахстан выдал российским силовикам бывшего служащего ФСО, бежавшего от войны. А в апреле 2024 года из Астаны силой увезли в Россию бывшего контрактника Камиля Касимова. Похищения случались и в Армении – в обоих случаях в них фигурировали военные с российской военной базы в Гюмри.
Именно поэтому все дезертиры не воспринимают страны бывшего СССР как убежище и рассчитывают рано или поздно добраться до стран Европейского союза – прежде всего, до Франции или Германии, чтобы оказаться в безопасности.
Никита говорит, что его жизнь в Армении у оказалась непростой.
"Вначале меня спасали выплаты (по контракту), я мог выдохнуть, платить за жильё и искать работу. Но у меня были раньше другие представления об Армении – что так же, как в России, устроюсь на работу максимум за неделю. На деле оказалось, что ничего подобного – полгода спустя я мало отличаюсь от гастарбайтера на стройке в России", – рассказывает он.
Никита пытается сохранять спокойствие, но признает, что ситуация у него тяжелая. Тем более что ему пока все еще не удается сделать загранпаспорт.
"Не знаю, как жить дальше. Я очень сожалею, что моя жизнь повернулась так, и что я лучшие годы жизни трачу на бессмысленное существование, – признается он. – Но я рад, что не попал на фронт – я и так нервный, если бы у меня сверху был еще и ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство), вообще не знаю, как бы я жил".
